Святыни и святые Однажды в разговоре с добрым знакомым я рассказал о необычном случае, происшедшем со мной. Он терпеливо выслушал меня, а потом сказал с понимающей улыбкой, что я, наверное, если и не сочинил это, то, во всяком случае, изрядно от усердия приукрасил. Я собрался было убеждать его в противном и вдруг замер, сражённый неожиданной мыслью: если даже этот мой товарищ, человек глубоко верующий и воцерковлённый, счёл рассказанное мной невероятным, значит, это точно было чудо, ибо всё произошло совершенно так, как я говорил. Вот и сейчас, перечитав только что законченный рассказ, я подумал, что кто-то описанные в нём события сочтёт выдуманными, а иные скажут о случайных совпадениях. И тем не менее здесь нет вымысла, а за случайностями не всегда ли стоит Сам Господь?
В тот день всё было как обычно. По этой дороге мы ездили много раз. Мурманское шоссе, которое вело нас из Александро-Свирского монастыря в родной Санкт-Петербург, сначала узкое и довольно загруженное, на подъезде к Ладожскому мосту через Неву превратилось в отличную современную магистраль. Оставалось всего-то полтора-два десятка километров до конца пути, и ничто не предвещало неожиданностей. И настроение было приподнятым: воспоминание о прощальной встрече в древней обители то и дело вызывало невольную улыбку. И всё же – едва ли какой-то водитель может быть совершенно, безмятежно спокойным в дальней дороге – за рулём даже большой опыт не избавляет от известного напряжения, связанного с необходимостью быстрой реакции на дорожные коллизии. И слова архимандрита Лукиана, не совсем мне понятные, не шли из головы. А Питер приближался, вот уже над горизонтом видна шапка туманной дымки, неизбежно укрывающая всякий большой город. Экология… Всего несколько минут оставалось до того, что должно было случиться...
* * *
Это было лет пять назад. О тогдашнем настоятеле Свято-Троицкого Александро-Свирского монастыря архимандрите Лукиане (Куценко), нынешнем епископе Благовещенском и Тындинском, я ничего нового не скажу тем, кто его знал, да и остальным смог бы поведать не многое. Я никогда не беседовал с ним, не выслушивал его наставлений и вразумлений, обращённых лично ко мне, лишь несколько раз видел его, служившего Божественную литургию в Преображенском соборе обители, да встречал на монастырском дворе, где его моментально облепляли паломники и насельники.
Но почему некоторые люди покоряют нас с первого взгляда, становятся почти родными, хотя порой нас не соединяют ни узы родства, ни общие дела?
Священники – вообще необычная категория людей. Среди многих священнослужителей Русской Церкви я не встречал ни одного, о котором можно было бы сказать дурное слово. Но и меж ними есть особые, и, когда хоть сколько-нибудь приближаешься к ним, понятие духовности из сферы абстрактных представлений переходит в мир осязаемой реальности – действуют незримые, невещественные силы и энергии, через которые передаётся нам то, очевидно, что мы называем благодатью Божией; она же для человека, ощутившего её, становится дороже всех земных благ и радостей. Отец Лукиан, труженик, строитель храмов и монастырей, созидатель – был из этих удивительных людей, обладающих необъяснимой притягательной силой личности, вокруг которых не было пустоты, но всё выстраивалось будто по невидимым силовым линиям – люди, дела, даже цветы, животные… Не возьмусь разгадывать этот секрет – о том нужно спрашивать тех, кто прожил рядом с ним годы – его духовных чад, монахов, монахинь и прихожан устроенных и окормляемых им монастырей и храмов.
Но всегда, собираясь в ежегодную поездку в Свирский монастырь, мы заранее радовались тому, что опять сможем хоть немного побыть в одном с ним пространстве, как это бывает с очень близкими людьми.
В этот раз по приезде в обитель я ощутил странное чувство: меня не оставляло настойчивое желание подойти к нему, увидеть вблизи его глаза, услышать слова, сказанные именно мне, испросить благословение… А судьба как будто дразнила меня: каждый раз, появляясь в монастыре, мы видели его, но не было совершенно никакой возможности даже просто приблизиться – то он был среди большой толпы радостно галдящих детей, то с рабочими и трудниками, то стремительно пролетал по двору или улице, спеша по каким-то своим делам. А накануне отъезда я увидел его проходящим быстрым шагом мимо кафе «Паломник», где мы завтракали после утренней службы. Я переполошился, бросил вилку, выскочил на улицу – но он как будто растворился в пространстве и времени! А мне так не хватало его участия…
* * *
Настал день возвращения. Время, проведённое в обители, чудные монастырские богослужения, сами древние стены, башни, храмы – всё оставляло на сердце печать мира и радости. Было лишь лёгкое сожаление оттого, что я всё же не смог побеседовать с отцом Лукианом. А как хотелось бы попросить у него благословение на дорогу! Мне даже приходилось всё время слегка осаживать себя, чтобы не требовать от судьбы большего, чем она даёт.
Собрав вещи и погрузив их в машину, мы двинулись к выезду из посёлка и задержались у небольшого магазинчика. Мои родные вышли купить воды на дорогу, я же остался дожидаться их за рулём, по-прежнему испытывая лёгкое томление: меня не оставляло чувство незавершённости; будто что-то ещё нужно было сделать, или что-то ещё должно было произойти. Так я сидел в машине, занятый своими мыслями, поглядывая на рабочих, которые ровняли площадку в десятке метров от меня, видимо, готовя её для какой-то постройки. И вдруг откуда-то слева выехал чёрный автомобиль и остановился наискосок прямо передо мной, почти загородив мне дорогу; я покачал головой – такая бесцеремонность водителя меня задела. Но тут же я понял, что это был ещё один подарок – на прощанье! Открылась пассажирская дверь, из машины не спеша вышел сам отец Лукиан и подошёл к рабочим, которые тут же сгрудились вокруг него, наперебой ему что-то рассказывая. И с его лица не сходила улыбка – он живо отвечал на их приветствия. Вот нечаянная, но такая желанная радость! На негнущихся ногах я выбрался из кабины, шагнул вперёд со сложенными под благословение ладонями и стал терпеливо ждать. Настоятель что-то сказал рабочим, оставил какие-то указания и повернулся к своей машине, оказавшись прямо передо мной.
– Батюшка, отец Лукиан, благословите на обратную дорогу. Мы из Москвы, здесь у вас были три дня, сейчас возвращаемся…
Он как будто узнал меня, а возможно, он всегда и со всеми был равно приветлив и доброжелателен. Осенив меня крестным знамением, он спросил:
– Вы сейчас прямо в Москву?
– Нет, сначала в Петербург, там ещё пробудем несколько дней. Вот ещё хотели по дороге в Оять заехать, во Введенский монастырь...
Он задумался на несколько мгновений, потом сказал:
– Помощи Божией в дороге. Езжайте прямо в город. И поторопитесь, но будьте внимательны на пути. Постарайтесь проехать поскорее. И приезжайте к нам ещё. Вы ведь будете здесь в следующем году?
И он снова широко перекрестил меня. Склонившись, я поцеловал благословившую руку и проводил его к машине, по-детски радуясь сбывшемуся предчувствию. Вот только его несколько противоречивый совет – быть осторожным, но поторопиться – меня немного озадачил. Впрочем, к тому времени я уже знал, что, если просишь благословения, – нужно в точности исполнять то, что велено, не задумываясь о непонятном: со временем всё прояснится.
* * *
Никогда ещё эта дорога не ложилась нам так легко. Была пятница, встречных машин было весьма много, люди с утра уже потянулись на дачи, на природу, кто-то, как и мы – в паломничество. Из-за этого на узком Мурманском шоссе обгон был практически невозможен. И тем не менее машина летела птицей, без задержек, без помех. Лишь раз мы сделали небольшой привал для завтрака на живописном берегу Ояти, с такой любовью воспетой в полотнах Василия Поленова, в паре километров от Введено-Оятского женского монастыря.
И вот, всего через четыре часа мы, переехав Неву по огромному Ладожскому мосту, приближались к Санкт-Петербургу. Ещё километров пятнадцать – и мы в городе. Узенькое шоссе превратилось в прекрасную четырёхполосную магистраль, и водители, предвкушая окончание пути, пришпоривали своих железных коней, то и дело обгоняя тех, кто не слишком торопился. Какой русский не любит быстрой езды! И вот ведь что интересно: среди любителей пойти на обгон у нас всегда немало водителей большегрузных машин, дальнобойщиков. Конечно, их можно понять: многие за рейс накатывают не одну тысячу километров, со срочным грузом, с ночёвками то в убогих гостиницах, а то и на сиденье своей машины, и уж они-то лучше других знают радость возвращения домой. Вот и этот водитель огромного контейнеровоза, устав тащиться за каким-то грузовичком, попытался было вырваться в левую полосу на обгон прямо передо мной, но, видимо, вовремя заметив мою машину, решил всё же переждать. Я удвоил внимание – уж очень не шла такому супертяжеловесу роль стритрейсера на этой загруженной дороге – и сильнее придавил педаль газа, торопясь уйти от опасного соседства.
Я успел пролететь вперёд метров на пятьдесят, когда в моём зеркале заднего вида разыгралась сцена, похожая на эпизод из голливудского боевика. Водитель контейнеровоза бросил машину влево, резко, как на ралли, вылетел на свободную полосу и ловко выровнялся вдоль трассы. Однако, совершив этот молниеносный манёвр, громада контейнера, мотнувшись, как рыбий хвост, чуть-чуть подтолкнула влекущую её машину в сторону, но на скорости под сто километров в час этого «чуть-чуть» хватило, чтобы передние колёса вильнули на метр-полтора влево. Тяжеловоз зацепил передним бампером ребристое разделительное ограждение и, несмотря на отчаянные старания водителя, начал заваливаться набок, разворачиваясь влево. Громадный стальной контейнер по инерции стало заносить вперёд; потом он опрокинулся и, сминая металлическое ограждение как гнилой плетень, вылетел на встречную полосу, прямо на разлетающиеся в стороны в стремлении избежать столкновения легковушки. Кабину отбросило к обочине, и через мгновение вся картина скрылась в огромном облаке бурой пыли, поднявшемся на высоту десятиэтажного дома. Когда пыль осела, стало видно, что шоссе полностью перегорожено опрокинувшимся контейнеровозом от обочины до обочины. Вокруг уже толпились свидетели и участники происшествия. Кажется, мы были последними, кто успел проехать в сторону Петербурга перед этой аварией. Как я узнал позже, движение по дороге было полностью восстановлено только на следующий день. Многие машины простояли в образовавшемся заторе больше десяти часов.
Он сказал: «Езжайте осторожно, но поторопитесь». Знал ли отец Лукиан о будущей катастрофе или просто чувствовал необходимость для нас поскорее вернуться домой – не столь важно, но мне было абсолютно ясно, что он предвидел опасность и молился за нас. Рассуждать же о случайности, совпадении здесь просто неуместно. Ведь чудеса в жизни не видят только те, кто старательно от них отворачивается. Вот тяжело больной человек, неожиданно исцелившийся от неизлечимой болезни, говорит – врачи ошиблись диагнозом. Или водитель, чудом избежав гибели, думает – это благодаря моему мастерству. Человек, получивший помощь в безнадёжной ситуации, считает: повезло, случайно свалилось наследство… Такие люди не только слепы, но, что хуже, ещё и неблагодарны. Упрямо не желая видеть источник этих «случайностей» или приписывая себе заслуги, они тем самым отказываются от помощи Того, Кто является властелином всех случайностей и обстоятельств.
Потому что благодарность – это залог ещё больших благодеяний, а неблагодарность – гарантия того, что и уже данные не пойдут впрок. А самый большой талант, которым мы можем обладать – это умение молиться, ибо горячая молитва делает человека всесильным, она, как известно, и горы двигает, и со дна моря достаёт. Но талант этот так же редок, как и все иные, и потому прибегаем мы к помощи других людей, более одарённых этой способностью, испрашивая благословение священника, духовника, старца – на дорогу, на доброе дело, на создание семьи… Ведь благословению предшествует и его сопровождает молитва того, кому мы верим больше, чем самим себе, кто впереди нас идёт по трудному пути, ведущему к Богу и кто, подобно Христу Спасителю, принимает на себя наши немощи, печали и недуги.
* * *
Послесловие
К великому нашему сожалению, нам больше не удалось встретить отца Лукиана в Александро-Свирском монастыре. Осенью я узнал, что он избран епископом Благовещенским и Тындинским и уехал в дальние края. Не скрою, мы очень переживали, что, возможно, никогда больше не увидим его. А что должны были чувствовать так любившие его духовные чада? Но монах, как и солдат, не выбирает места служения и, по словам Патриарха Кирилла, давши Богу обет, должен быть готовым отдать Ему свою душу в любой день и в любом уголке Земли.
Но Богу возможно и то, что человеку кажется совершенно невероятным. Через год в очередном паломничестве мы заехали в Покрово-Тервенический монастырь, некогда устроенный самим отцом Лукианом. Оставив машину на стоянке, мы не спеша двинулись по прямой дороге, поднимающейся к воротам обители, и, войдя в монастырь, вдруг увидели, что перед входом в Покровский собор коридором выстроились монахини и паломники, как будто встречая кого-то. Мы поторопились присоединиться к ним и услышали радостные перешептывания: «Владыка едет…» Ударил колокол на звоннице, в ворота въехала машина, но из неё вышел не местный правящий архиерей, которого я ожидал увидеть, а владыка Лукиан в простом льняном подряснике, совсем не при параде… Настоятельница, игумения Лукиана(!), поднесла ему хлеб-соль; владыка благословил её и сказал с мягким укором:
– Ну что же вы, матушка, ведь я просил не делать мне торжественную встречу. Просто приехал к вам, в родное место, на несколько дней, немного отдохнуть и поработать…
Игумения, опустив глаза, тихонько ответила:
– Простите нас, владыко, за любовь…
Мне нечего добавить к этим её словам.
Фото автора
Источник: Вера и Время
|