 Александр Александрович Ю́рло́в (1927, Ленинград—1973, Москва) — русский хоровой дирижёр, педагог, музыкально-общественный деятель. Народный артист РСФСР (1970).
Детство провёл с матерью в Ленинграде, где учился в музыкальной школе.
В конце Великой Отечественной войны А.В. Свешников перевёз истощённого блокадой мальчика в Москву и поселил в хоровом училище, по окончании которого Юрлов поступил в его же класс на дирижёрско-хоровой факультет Московской консерватории.
В 1953 году Юрлов окончил аспирантуру.
В 1949—54 гг. Юролов - хормейстер Государственного хора русской песни под управлением А.В. Свешникова (ныне Государственный академический русский хор).
С 1958 года до последних дней жизни руководил Республиканской русской хоровой капеллой, которая под его руководством достигла высочайшего исполнительского мастерства. После смерти Юрлова Республиканской русской хоровой капелле было присвоено его имя.
С 1971 Юрлов - председатель Всероссийского хорового общества и профессор Музыкально-педагогического института имени Гнесиных (где организовал отделение по подготовке народных хоров, 1966; ныне Российская академия музыки).
Юрлов был последовательным и горячим пропагандистом творчества отечественных композиторов: капеллой были впервые исполнены многие кантатно-ораториальные и хоровые сочинения Г.В. Свиридова, В. Гаврилина, Р.К. Щедрина, А.Я. Эшпая, Д.Д. Шостаковича и др.
Государственная премия СССР (1967).
Похоронен А.А. Юрлов на Новодевичьем кладбище.
Краткий музыкальный словарь
***
Александр Александрович Юрлов открыл для нас старую русскую хоровую музыку. Мы знаем, что это большое дело, и за всем тем как-то слабо представляем, что это значит вообще — сама работа.
То, что забыто, и то, чего нет, то, что существует только в виде сухих нотных знаков, где даже не поставлены темпы... Как из всего этого сделать что-то живое? — это даже трудно себе представить. Для меня это чудо оживления музыки, музыки, которой, собственно, нет и которой никто уже давным-давно не знает и не слышит. Это все равно что оживить человека. Ведь у музыки всё есть. Музыка — она живая, она дышит, она движется, она чувствует, она переживет, она реагирует, она ощущает человека — она тоже живое существо.
И эту кучу нот, эти мощи, пускай это святые мощи, музыкальные мощи, но все-таки мощи, нужно было заполнить мускулами, кровью, силой, да так, чтобы это потом все задышало, все задвигалось. И вместе с тем чтобы это пришло к нам не как какое-то древнее ископаемое, а как существо живое, полное сил, полное движений, полное эмоций. Это все очень трудно сделать.
И Юрлов тем не менее это сделал. И потому мы и говорим, что он выдающийся, великий музыкант. Величие этого дела еще тем более значительно, что Юрлов снял ту тяжелую плиту, которая была положена на один из важнейших корней нашей национальной культуры.
…То, что сделал Юрлов, он сделал вовремя. Освободил от тяжести, от гнета, от задавливания нашу корневую музыкальную систему, и все, что способно плодоносить в ней, стало вырастать.
Ведь искусство без корней, человек без своих духовных корней это все равно что перекати-поле, это люди без места. Перекати-поле каждый может растоптать, у него нигде нет пристанища. Его можно уничтожить, задвинуть куда угодно, человек без корневой системы попадает иногда в духовный плен. А находясь в духовном плену, он будет уже питаться, паразитировать на культурах других стран, других народов. Человеку, который находится в духовном плену, такому человеку, такому обществу уже недалеко и до плена политического, до плена социального и до плена физического. Вот что такое корни.
Юрлов вдохнул жизнь в старую нашу музыку и дал ей возможность прорасти в наш сегодняшний день, и эта старая музыка дала новые побеги, новые цветы, и огромное количество наших музыкантов и наших слушателей получило новый заряд силы, духовной силы от этой чудодейственной музыки. Побеги от старых и могучих корней вошли в сознание и в творчество многих музыкантов, композиторов, и я не являюсь в этом случае исключением. Старая, древняя музыка — часть моей внутренней культуры. Я себе позволяю, во всяком случае, так считать, так думать. Я не мыслю себя без этой музыки. Это и моя опора — как опора всякого русского человека.
Те впечатления, те волнения, которые я испытал, слушая свою отеческую древнюю музыку, я постарался как-то и запечатлеть в своих сочинениях. Я стараюсь, чтобы в моих сочинениях проросли, пускай хоть небольшие, росточки от того старого корня. Одним из таких сочинений является оратория-действо «Скоморохи», в котором многое навеяно нашей отечественной старой музыкой и той, которую открыл для нас Александр Александрович Юрлов со своим коллективом.
Я общался с Александром Юрловым один раз в жизни. Было это много лет тому назад, когда я был совсем еще молоденький начинающий композитор, а Александр Александрович был уже прославленный деятель нашей музыки. Я помню, уезжал из Москвы в Ленинград и вошел в вагон поезда «Красная стрела». У окна увидел две громадные мужские фигуры. Одного я узнал сразу (они между собой разговаривали — эти двое) — это был Василий Павлович Соловьев-Седой, а лицо другого человека было мне незнакомо. Но я сразу сообразил, что этот второй, должно быть, очень большая знаменитость или очень важная, так сказать, персона.
Поскольку я очень боюсь великих и знаменитых людей, то постарался проскользнуть мимо, но Василий Павлович, который видел одновременно во все стороны, быстро меня поймал и спросил: «Ты знаешь его? Это Юрлов Александр Александрович. А это наш подающий надежды композитор». И представил меня Александру Александровичу. Потом был удивительный вечер и даже ночь. Говорили об искусстве, о жизни. Я никогда этого не забуду. Я не говорил, а слушал беседу этих двух великих музыкантов, которая была для меня очень поучительна...
В. Гаврилин. Из телефильма «Время собирать камни...»
1978
|
